Суд отменил УДО бывшему полицейскому, который пытал жительницу Иркутской области

«Прокуратура сослалась на формальные обстоятельства, что Марина не участвовала в процессе — от Усолья-Сибирского далеко ехать в Крым. Это решение стало основополагающим. Из Иркутской области Гольченко сначала перевели в Нижний Тагил, так часто бывает, что бывшие сотрудники [МВД] отбывают наказание вдали от домашнего региона», — пояснил Ионцев.

В июне 2021 года Станислава Гольченко приговорили (https://t.me/Baikal_People/2168) к трём с половиной годам колонии за пытки Марины Рузаевой. Он отбывал наказание в исправительном центре и работал на птицебойне в Крыму. В апреле этого года он вышел по УДО. Теперь суд заново рассмотрит ходатайство Гольченко об освобождении.

В 2016 году полицейские попросили Марину Рузаеву помочь следствию. В соседнем доме убили человека, и ей предложили посмотреть фотографии подозреваемых. В отделе Станислав Гольченко, его коллеги Александр Корбут и Денис Самойлов пытали Марину несколько часов: пристегнули наручникам к лавке, надели на голову пакет и били, в том числе электрошокером. Корбут получил три с половиной года лишения свободы, Самойлов — четыре. Суд обязал взыскать с МВД 500 тысяч рублей компенсации морального вреда Рузаевой. Она требовала миллион.

К Новому году семья 34-летней жительницы Усолья-Сибирского Марины Рузаевой готовилась неделю. Вместе покупали продукты для праздничного стола, подарки родственникам, мишуру и дождик для украшения квартиры. В новогодний вечер Марина нарядилась Снегурочкой. Её муж, 33-летний Павел Глущенко, — Дедом Морозом. На своём сером пикапе всей семьёй они проехали по городу в украшенной колонне автомобилей. В параде Дедов Морозов, который в Усолье-Сибирском проходил ежегодно, участвовали около 40 машин. После этого Павел с Мариной съездили на несколько городских горок, где раздавали людям конфеты.

После новогодней ночи началось время походов в гости. Первого января Марину с семьёй принимала её сестра. Второго января сестра с мужем и детьми пришли к Марине. Когда гости ушли, она убрала со стола, помыла посуду и легла отдохнуть. Впереди было ещё несколько дней приёмов и походов в гости.

Примерно в шесть вечера в дверь постучали. Павел открыл. В коридоре стояли двое мужчин в гражданской одежде. Они представились сотрудниками полиции, спросили Марину. Павел сказал, что Марина спит и чтобы они пришли в следующий раз днём. Гости настаивали: дело срочное. Убили человека. Марина может помочь найти преступника, так как окна её квартиры выходят во двор. Убитый мужчина жил в соседнем дворе. В дом, где живёт Марина, он приходил к женщине. Приносил продукты, вместе они выпивали. Полицейские попросили Марину ненадолго съездить в отделение посмотреть фотографии. Сотрудники надеялись, что она узнает кого-нибудь по снимкам.

«Я предложил поехать вместе с ними. Только детей надо было с кем-то оставить, — вспоминает Павел. — Один из них, его фамилия Корбут, сказал: «Не переживайте, я вам слово офицера даю, мы съездим туда и обратно, быстренько фотографии посмотрим. С её головы волосок не упадёт. Я на своей личной машине вашу жену прямо домой привезу».

Павел отпустил жену с полицейскими. Но прошло два часа, и он стал беспокоиться, что она так и не вернулась домой. Около восьми вечера попросил родственника посидеть с детьми, а сам отправился искать Марину. Дежурный в полиции сказал, что в отделе никого нет. Марину давно отпустили, и все уже разошлись по домам. Павел вышел на улицу. Все окна отделения были тёмными. Свет горел только в дальнем кабинете третьего этажа.

Павел доехал до своего дома, Марины там не было. Вернулся в полицию. Дежурный повторил свои слова — в отделе никого нет. «Я ему говорю: «Ты чё меня разводишь? Не может же человек пропасть бесследно», — вспоминает Павел. Дежурный показал на номер на стене отдела и посоветовал звонить по нему. Два часа Павел непрерывно набирал этот номер. В ответ — длинные гудки. Около 11 вечера трубку взяли. На вопрос о Марине ему сказали, что она выйдет, как только подпишет документы.

Через 15 минут Марина действительно вышла. Молча супруги дошли до машины. «Марина говорит: «Они меня жгли, жгли, жгли!» И всё. У неё началась истерика», — вспоминает Павел.

Марина рассказала, что с ней было в эти часы. Полицейские привели её в кабинет на третьем этаже. Там за столом сидел сотрудник по фамилии Самойлов, об этом она узнала позже. «Он сказал: „Снимай сапоги!“ На мой вопрос: „Зачем?“ — он приказным тоном повторил: „Снимай!“ Я сразу поняла, что лучше мне сапоги снять. Сказал вытаскивать всё из карманов. Я выложила мелочь и ключи. Больше с собой у меня ничего не было. После этого они обыскали меня и сказали садиться на лавочку напротив стола. С двух сторон от меня стояли полицейские. Самойлов спросил: „Ты знаешь, зачем тебя сюда доставили?“. Пока я отвечала что-то про фотографии подозреваемых, которые меня попросили посмотреть, на голове у меня оказался пластиковый пакет. Всё произошло мгновенно. Я даже не видела, кто из стоящих по бокам надел мне этот пакет, потому что смотрела на сотрудника, который разговаривал со мной. Пакет был тёмный, через него я ничего не видела. Мне завернули руку и пристегнули её наручниками к ножке скамейки. Я почувствовала резкий удар током в предплечье и дёрнулась. Потом поняла, что меня ткнули электрошокером. После этого пристегнули вторую руку и начали бить», — рассказывает Марина.

— Говори! Говори, что знаешь! — слышала я. Если бы я что-то знала, я рассказала бы им. Но я не знала ничего. Меня продолжали бить — по голове, спине руками и ногами. Жгли электрошокером, — вспоминает Марина.

На скамейке её держали около трёх с половиной часов. «Мне казалось, это длится вечность. У меня затекли руки, затекли ноги, спина затекла. У меня болело всё тело. Ноги были отбиты. Ещё этот шокер! Я думаю, я теряла сознание, очухивалась и понимала, что меня опять бьют. Я думала, это никогда не кончится и они меня убивают. Я просила отпустить меня домой, к детям. Обещала им всё подписать и сказать всё, что они хотят. На что был ответ: «Ты пять или десять висяков возьмёшь на себя и тогда пойдёшь домой». Ещё мне говорили: «Молчи сука, зубы выбьем!» Я говорю: «За что?» Они отвечают: «Ты нам праздники испортила, тварь такая!» Я слышала, как Самойлов выходил из кабинета. Когда он зашёл и увидел, что у меня проявились синяки, стал отчитывать тех двоих: «Что у неё с ногами? Я же сказал, бить без синяков!»

Я их просила: «Не надо! Не надо жечь шокером, хватит! Вы мне уже весь бок сожгли! Лучше бейте!» Они никак не реагировали, продолжали разряжать об меня шокер. Они мне сказали, что вынесут меня вперёд ногами через чёрный вход, если говорить не начну. И тогда я поняла, что мне надо что-то сказать. Вспомнила, что на неделе приходил знакомый. Он жил в доме, в котором убили того мужчину. Фамилию этого знакомого я им и назвала — Рагимов. Сказала, что видела его накануне. Может, он что знает. После этого сняли пакет, сняли наручники. Самойлов приказал быстро привести себя в порядок. Я не смогла подняться сразу. Тогда оперативник Гольченко, его фамилию я узнала потом, схватил меня за волосы и силой поволок к зеркалу. Я ничего не видела — после нескольких часов, проведённых с мешком на голове, у меня перед глазами была пелена. Я вытерла слёзы, кое-как пригладила волосы. Если посмотреть записи камеры видеонаблюдения, заметно, что я захожу с одной причёской, а выхожу с другой”.

На скамейке Марину заменил Алексей Рагимов. Его с приятелем привезли — Рузаеву отпустили. «Они (оперативники — ЛБ) не только меня опрашивали. Видимо, меня первую нашли в нормальном состоянии после Нового года. Остальные соседи, скорее всего, им просто дверь не открыли. Кого нашли, того и били», — говорит Марина. Она говорит, что Рагимова не трогали, зная, что Рузаева сразу заявила о пытках. В первый рабочий день 2016 года убийцу поймали.

Марина зашла в свою квартиру, упала на колени и обняла сыновей. Тогда Ване было восемь, Владику шесть. Дочери, 16-летней Яны, не было дома, она ушла к бабушке. «Я плакала, прижимала к себе детей. Я ведь думала, что не увижу их больше», — рассказывает Марина. Напуганные необычным поведением матери, дети убежали в другую комнату.

В ту же ночь в квартире Рузаевой собрались родственники — её мама, сестра с мужем. Они уговаривали Марину идти в полицию, та боялась. В отделении ей перечислили адреса родственников — в том числе мамы и сестры. «Будешь себя плохо вести — вернёшься на лавочку. Вякнешь где-то — мы убьём всех», — передаёт слова одного из оперативников Марина. Заявление в полицию написал Павел.

«Приехал участковый. Он сказал: „Ничё себе, как мальчики перестарались“. Для него это не было дикостью какой-то или новостью. Удивился только, как сильно меня избили», — рассказывает Марина.

Специалисты областной больницы обнаружили на теле Марины ушибы мягких тканей головы, шеи, грудной клетки, голени и предплечья, внутренней и внешней частей бёдер, а также электроожоги. Уголовное дело завели спустя месяц после случившегося.

Павел и Марина боялись, что полицейские исполнят свои угрозы. Павел вспоминает: «Мы не спали месяц. Ждали, когда нас приедут убивать». Вместо этого по городу поползли слухи. Про Павла и Марину говорили, что они выпивают и принимают наркотики, не занимаются воспитанием детей. Семьёй заинтересовались инспекторы по делам несовершеннолетних, стали приходить с проверками. В уголовном деле появился свидетель — сосед, который для протокола пояснил, что слышал, как за две недели до Нового года Павел избивал Марину. Одна из соседок дала показания о том, что часто видела подвыпившую Марину компании посторонних мужчин.

«Травля — это обычное дело. Если человек возмутился, пожаловался, высказал претензии, начинается вброс всяких небылиц — в соцсети, в школы, в магазины, везде. С этим столкнулись не только мы. Так происходит каждый раз, когда человек идёт против системы. Почему-то такой способ защиты — обгадить. Начинается обгаживание, общественность перестаёт принимать сторону пострадавшего. Человек в итоге замолкает, чтобы прекратить потоки этой грязи и гадости», — говорит Марина.

Марина часто плакала, вздрагивала от резких движений, боялась оставаться дома одна. Чаще всего молчала. Если заговаривала, то тянула слова. Потребовалось несколько месяцев занятий с психологом, чтобы снять острый невроз и восстановить речь.

Опасаясь за себя и детей, весной 2016 года семья на три месяца уехала из города. Решение приняли, когда на угрозы полицейских стал жаловаться Алексей Рагимов. Тот самый человек, фамилию которого Марина назвала оперативникам. Вечером второго января 2016 года Алексей видел Марину в полиции. Позже он дал показания, что лицо её было таким, будто она долго плакала. Марина и Павел взяли детей, оставили телефоны, чтобы по ним нельзя было отследить их путь, и ночью покинули город. Куда поехали — не говорят. Они всё время сидели под замком, выходил только Павел — и только за продуктами. Найти убежище и скрыться на время семье Марины помогли правозащитники Святослав и Наталья Хроменковы. Они же позже помогли найти деньги на лечение и реабилитацию Марины.

Марина и Павел вернулись в Усолье-Сибирское и узнали, что свидетель Рагимов пропал, а его квартира продана два раза подряд с интервалом в неделю. Выписки из реестра есть в распоряжении редакции. Как пояснил Павлу следователь, Рагимов числится в базе розыска как пропавший без вести. Куда он пропал — неизвестно до сих пор.

Следствие по делу о пытках шло больше четырёх лет. В первые полгода расследованием занимался усольский следователь Сергей Лысых. «Он затягивал сроки, не знакомил нас с материалами дела. Потом уже мы узнали, что так он прятал фальсификации и имитировал работу следствия», — говорит Павел.

Руководитель исследовательских программ фонда «Общественный вердикт» Асмик Новикова проанализировала приёмы, которые использовал следователь Лысых, чтобы расследование прошло формально. Один из классических приёмов — возбудить дело не против конкретных людей, фамилии которых известны, а по факту преступления. В этом случае следствие признаёт, что преступление состоялось. При этом фамилии сотрудников, которые его совершили, следователь не называет.

Только спустя почти год после преступления, в декабре 2016 года, в деле появились обвиняемые — майоры Денис Самойлов и Александр Корбут, лейтенант Станислав Гольченко. Обвинение им предъявили следователи из Ангарска, которым передали дело. Но прокурор вернул материалы на дополнительное расследование обратно в Усолье, где вскоре дело прекратили.

После жалобы Павла Глущенко следствие возобновили, потом опять остановили. Перемещение дела от СК в прокуратуру и обратно, многократное возобновление и прекращение расследования сотрудники фонда «Общественный вердикт» также называют в числе классических приёмов «заматывания» дел.

В очередной раз дело было возобновлено по требованию Следственного комитета. На этот раз была сформирована группа независимых следователей СК из Новосибирска, Иркутска, Шелехова и Ангарска.

Уже осенью 2019 года пришлось начинать расследование с чистого листа. Следователи восстановили утерянные записи с камер видеонаблюдения, данные проверки обвиняемых Корбута и Гольченко на полиграфе. Пришлось заново проводить допросы, осмотры места преступления, исследовать биллинги и маршруты.

К этому времени бесследно исчезла скамейка, на которой пытали Марину. Она помнит, что на сиденье оставались борозды от наручников. Павел подал ходатайство, чтобы скамейку как доказательство исследовали эксперты. Но полицейские ответили, что они её уже выбросили.

Изначально большая часть материалов дела была оформлена с нарушениями. Следователь Лысых допрашивал подозреваемых, оперативников без адвокатов, проводил очные ставки с нарушениями, подделывал подписи понятных под протоколами. Поэтому многие следственные действия, которые провёл следователь в первые полгода расследования, оказались недопустимыми доказательствами.

В феврале 2020 года судья Широкова оправдала следователя Лысых. Действия следователя судья объяснила технической ошибкой. Сейчас Усольский суд, тот самый, который оправдал этого следователя, готовится рассмотреть новое уголовное дело против него о фальсификации протоколов по делу Марины Рузаевой.

Дело против трёх оперативников сейчас находится в областном суде. Павел добивается, чтобы полицейских судили не в Усолье-Сибирском, а в другом городе. «Не думаю, что в Усолье стоит рассчитывать на объективное правосудие, у обвиняемых длительный стаж службы в органах, много высокопоставленных связей, их даже не отстранили от службы», — говорит Павел. Решение о месте рассмотрения пока не принято.

История с пытками Марины Рузаевой мало чем отличается от сотен похожих дел, когда полицейские силой добиваются показаний. Марина и Павел — одни из немногих в стране, кто довёл дело до суда. Добиться справедливости семье помогают специалисты фонда «Общественный вердикт».

«В работе нашего фонда находится несколько сотен дел со всей страны. До суда доходят единицы. При этом, как правило, следователи получают наказание, несоизмеримое с тяжестью преступления. Отделываются условными сроками или минимальным реальным лишением свободы, — говорит представитель „Общественного вердикта“ Олег Новиков. — Если человек сообщает о пытках, подаёт заявление в полицию, ему приходится бороться с целой системой. Пытают одни, прикрывают другие. Полиция, Следственный комитет, прокуратура часто работают в одной связке. Ведь в этой системе, особенно в небольших городах, все друг друга знают, помогают друг другу по работе. Происходит конфликт интересов. Когда потерпевший сталкивается с мощным противодействием, очень трудно бороться. Часто люди опускают руки».

Олег Новиков говорит, что случай Марины Рузаевой уникален тем, что потерпевшие 4,5 года продолжают бороться. Когда Павел стал писать посты в соцсетях о том, что произошло с Мариной в полиции, в комментариях люди начали жаловаться на пытки. Многие писали в личные сообщения. Он советовал, как поступить, куда можно обратиться.

Так предприниматель, который занимается установкой домофонов, стал правозащитником. Теперь Павел — волонтёр общественной организации «Сибирь без пыток». В неделю ему приходит по нескольку жалоб от земляков.

Марина Рузаева несколько десятков раз рассказала, как её пытали: родственникам, знакомым, полицейским, журналистам. За годы тренировок она научилась говорить об этом без слёз.

Марина сидит за столом на своей кухне в усольской хрущёвке. Монотонным голосом она в который раз объясняет, как именно её били и что она чувствовала, прикованная наручниками и с мешком на голове. Изредка Марина поглядывает через окно во двор. Ветер развевает воздушные занавески. С улицы доносятся крики детей, которые играют на площадке. На лавочках сидят старушки. Марина по-прежнему любит смотреть в окно. Как и раньше, она редко выходит из дома.

Марина выглядит так, будто готовится в любую минуту отправиться в офис или в гости. Её волосы красиво уложены волнами. На руках свежий маникюр. У Марины стройная фигура.

Когда мы делаем паузы, чтобы попить чай, она часто улыбается. Смотрит на сына, который уминает третий кусок торта. Её умиляет почти игрушечный шпиц Лялечка, которого недавно для неё купил муж. Из своей коробки на нового питомца неодобрительно смотрят два упитанных кота. Марина рассказывает, что любимое место для отдыха у белого и серого британцев — собственные пустые лотки. У каждого свой.

Марина продолжает улыбаться, когда открывает шкаф, чтобы показать мешки с таблетками, которые она принимает. Раньше она почти не обращалась к врачам. Сейчас не обходится без больниц и лекарств.

«Несколько часов на лавочке в полиции навсегда останутся со мной. Новый год для нашей семьи перестал быть праздником, — говорит Марина. — Вместе с близкими мы многое пережили. За это время я поняла, какая я была счастливая. Жила за мужем, растила детей, ничего не знала о том, какими жестокими могут быть люди. После того, что со мной случилось, я почувствовала невероятную поддержку от своей семьи. Как Паша меня стал защищать, бороться за меня».

Три года назад на одной из главных улиц Усолья-Сибирского установили памятник дяде Стёпе. Трёхметровая скульптура милиционера, героя стихотворения Сергея Михалкова, стоит у здания полиции, под окнами кабинета, где пытали Марину.

«Это собирательный образ, который символизирует порядочность, законность, оказание помощи и, на наш взгляд, несёт определённую патриотическую составляющую службы в органах внутренних дел», — смущаясь перед камерами, произнёс на открытии памятника заместитель начальника отдела «Усольский» Александр Дедюро.

Усольчанам скульптура не понравилась. В комментариях к новости на одном из местных порталов горожане спрашивали, почему дядя Стёпа стоит лицом к окнам полиции и спиной к людям.

Источник: baikal-journal.ru